В Ясной Поляне сохранились вещи ставшие свидетелями ухода Толстого
115 лет назад Лев Николаевич Толстой тайно ушел из Ясной Поляны, приблизив тем самым трагическую развязку своей судьбы. Усадьба писателя стала музеем очень скоро — всего через одиннадцать лет после его смерти. Понимая, что, в отличие от многих литературных заповедников-«новоделов», в ее стенах сохранилась изначальная обстановка и окружавшие классика (в том числе в день ухода) предметы, «МК» попросил раскрыть историю этих молчаливых свидетелей событий 28 октября (10 ноября по новому стилю) 1910 года.
«Перед уходом Лев Николаевич потушил свечи, которые до сих пор стоят на письменном столе в его рабочем кабинете. С того часа их никто не зажигал. При этом ночью Толстой был разбужен шумом: из своей спальни он увидел яркий свет в соседней комнате. Писатель понял, что Софья Андреевна вновь что-то разыскивает в его кабинете и читает без разрешения его бумаги. И принял окончательное решение покинуть Ясную Поляну. Навсегда», — рассказывает сотрудница пресс-службы музея-усадьбы «Ясная Поляна» Елизавета Пискарева.
Елизавета напомнила, что в последние годы жизни Толстого решался вопрос, в чьих руках окажутся права на литературное наследие писателя после его кончины. Супруге, которая заботилась о благополучии детей, о подписанном завещании (и самом факте его существования) ничего не сообщили, однако намеки и недомолвки заставили ее заподозрить, что оно существует. Поиски задокументированной последней воли, определяющей не ясную до последнего участь произведений и рукописей, графиня не прекращала ни днем, ни ночью.
Для Толстого же в завещании заключался итог духовных поисков. Биограф и последователь писателя Павел Бирюков писал: «Самое творение художественных произведений было для него отравлено сознанием, что все, что он напишет, будет продано по дорогой цене богатым людям, очень малая часть этого станет доступна народу, а на вырученные от продажи дорогого издания деньги будет поддерживаться та праздная и роскошная жизнь, которую он беспощадно осудил для самого себя и считал нравственной, умственной и физической отравой для своих детей».
Лев Николаевич, оскорбленный поведением жены и измученный «невыносимой» обстановкой в доме, царившей там последние месяцы, написал прощальное письмо супруге и стал укладывать необходимые вещи. Ему помогали младшая дочь Александра, ее подруга Варвара и домашний врач семьи Душан Маковицкий. Толстой сам отправился на конюшню, чтобы разбудить кучера, и велел закладывать лошадей. С железнодорожной станции Ясенки начался последний путь Льва Николаевича.
И если о том, что он простудился в дороге, заболел воспалением легких и умер на десятый день последнего путешествия, знают миллионы читателей, то вот — практически нерастиражированная деталь, и ее мы выяснили тоже благодаря команде «Ясной Поляны». В спальне писателя на одной из тумбочек стоит графин для воды и «сухарница». Последний секретарь Толстого Валентин Булгаков писал: «Помню, после ухода Льва Николаевича в этой «сухарнице» остались груша и одно-два яблока, причем долго никто не решался выбросить эти фрукты…».
В наши дни вазочка-сухарница пустует, но в ней живет незримое присутствие фруктов, к которым напоследок могла прикоснуться рука хозяина усадьбы, который тоже — в какой-то непостижимой форме — остается в усадьбе, осиянной его всемирно почитаемым именем.